Воспоминания о войне.

Учителя вашей школы попросили меня написать воспоминания на тему «Дети в годы начала Великой Отечественной Войны». Мне 22 июня 1941г, на день начала войны, исполнилось 12 лет. Поэтому я согласился поделиться с вами, дети, теми переживаниями, которые были у меня в то время.

То, о чем я хочу вам сказать, взято не из книг, не из газет или телевидения, а взято из моей живой памяти, из того, что я видел собственными глазами, слышал собственными ушами, что вошло в моё сознание в то время.

О себе.

Я, Трищенков Александр Алексеевич, житель Лозы. Родился в 1929 году, в деревне Шишкино, Бельского района Смоленской области. Деревня находится от города Белого в 20 км в сторону Москвы. От нас до Москвы 360 км, до Смоленска 160 км.

На начало войны наша семья была из 6 человек: отец 50 лет; мать 45 лет, старший брат 17 лет, сестра 15 лет, я 12 лет, младший брат 8 лет.

Жили в деревне. Отец и мать работали в колхозе, мы все учились в школе.

Деревни в нашей местности были небольшие по 20-25 изб, но располагались часто. В какую сторону не идти обязательно через 1-2 км войдёшь в соседнюю деревню.

Мои ощущения перед войной.

Неправда, что война началась внезапно. Примерно за год до войны, а может быть и ранее, появилось ощущение надвигающейся беды. Я ощущал какой-то страх, как будто в воздухе была растворена эта беда. Не я один это чувствовал. Например, мы все дети стали играть в такую игру: Собирались человек 12, брали в руки камни или куски кирпича, и кто-нибудь кричал «Товарищи, внимание, на нас идёт Германия. Но мы здесь не причём. Бей по ней кирпичом!» и по этой команде мы размахивались и что есть сил бросали вперёд наши снаряды.

Помню такой случай: младший брат Сергей вбегает с плачем в избу и кричит: «Война началась». Я ему говорю, что он мелет. А он хватает меня за руку и тащит на улицу. А по улице идёт обоз, на телегах подняты красные флаги, военные песни, бой барабанов. Я поверил, что это военный обоз идёт на войну. Тогда одна женщина соскочила с телеги, подбежала к нам и говорит: «Мальчики не плачьте. Это не война, а просто пионерская зарница. И мы возвращаемся в свой пионерский лагерь». А ещё, вдоль дорог стали строить высокие деревянные вышки и на них круглосуточно дежурили наблюдатели. В сельсоветах на телефонах также было введено круглосуточное дежурство. Молодые мужики были взяты в лагеря на военную подготовку. В общем, все жили с ощущением надвигающейся войны.

Как я узнал о начале войны.

Утром я пошёл на колхозную ферму. Там два мужика разговаривали и один сказал: «Это настоящая война». Я даже не очень испугался, как будто обычный разговор. Но вечером, когда уже стемнело, меня вызвал в правление колхоза председатель. Там сидел представитель военкомата и они дали мне в руки около двух десятков повесток и велели идти в соседнюю деревню Ерено и раздать их мужикам. Эти повестки были о мобилизации на войну. Я прибежал в эту деревню, зашёл в первую избу, отдал хозяину бумажку. К нему подошла жена и вдруг она закричала. Кричала так, как кричали у нас женщины над гробом покойника. Их окружили дети, тоже начали плакать. Я выскочил из избы, постоял и пошёл в следующую избу. Там повторилось то же самое. После того как я разнёс все повестки и пошёл домой, позади меня деревня Ерено вся билась в истерике.

Наперёд скажу, что никто из мужиков, которым я вручил повестки на фронт, не вернулись домой, как и все мобилизованные в первые дни войны. Даже о них не пришли похоронки. Просто их записали как «пропавшие без вести».

Вспоминаются слова поэта-фронтовика Твардовского «…словно в пропасть с обрыва и ни дна, ни покрышки».

Как мы попали под немца.

Сразу же с началом войны были мобилизованы мужики от 19 до 55 лет, в том числе и наш отец 50 лет. Через месяц немцы взяли наш областной центр город Смоленск. На Белый, хотя там не было никаких заводов, было совершено несколько налётов авиации, и он стоял пустой, так как всё население около 4000 человек разбежалось по деревням.

Помню рано утром в нашу деревню вошли войска. Шеренги по 6 человек сплошным потоком без привалов, худые, чёрные от пыли и загара солдаты шли по деревне и просили, чтобы им дали хлеба. Женщины выбегали из изб и бросали прямо в строй буханки хлеба. Они ловили их на ходу, разламывали и передавали друг другу. Когда их спрашивали, почему их не кормят, они отвечали, что идут быстрым маршем несколько суток подряд, а кухни и обозы отстали. Солдаты не обижались и говорили – хотя бы поскорей встретиться с немцем. Потом пошли автомашины с солдатами, потом тяжёлые пушки на конной тяге и так шли двое суток. Как я узнал позднее, вся эта армия прошла лесами южнее Белого и встретила немцев у болота «Свитский мох». И тут впервые немец почувствовал настоящую войну. До этого за один месяц немец прошёл расстояние от границ до Смоленска – это примерно 1000 км. А чтобы пройти от «Свитского мха», где их встретили те голодные солдаты, до города Белого – это 20 км, им потребовалось 3 месяца. В Белый и в нашу деревню немец вошёл в октябре 1941г. Немцы нашу местность прошли без задержек и ушли в сторону Москвы. Больше мы их в 1941 году не видели.

31 декабря 1941 г. в деревню вошёл наш лыжный батальон. Это было после разгрома немцев под Москвой.

Я никогда не видел таких солдат: молодые ребята, в белых, как снег, комбинезонах с капюшонами, на шее у каждого автоматы, которых я также не видел, только винтовки. Вошло человек 200. С хохотом, шутками стали кататься на лыжах с нашей горы. Тогда впервые у меня упал камень с сердца. Но ещё впереди было много лишений, потерь. Фронт у нас стоял ещё около 2-х лет. Попадали под немца и опять освобождались. Семью разбросала война. Отец попал в окружение под Вязьмой, старший брат Николай потерял на фронте ногу и руку, сестру Ольгу немец угнал в рабство в Германию.

Что нас ожидало в случае победы немцев.

Я думаю, что нас ожидало полное уничтожение. Одних они просто перебили бы, как это они делали с евреями и цыганами на занятых территориях. Других заставили бы забыть наше русское и превратили бы в рабочий скот. Этого они не проявляли явно тогда, поскольку шла война и они боялись усиления сопротивления. Но, как говорится, шила в мешке не утаишь. Уже у нас они проявляли эту цель. При малейшем проявлении сопротивления или несогласия, тут же следовало наказание.

В тот же день, как они вошли в нашу деревню, за что-то привязали у дороги к специально вкопанному столбу девушку, мою двоюродную сестру Домку. Она весь день простояла босая, полураздетая с заломленными за столб и связанными там руками, на жаре, без еды и питья, её изъели оводы и мухи. А проезжавшие мимо немцы тыкали в неё пальцами и гоготали. Убили мужика Николая Николаевича. Его нашли мёртвым в кустах, исколотого штыками. Повесили перед окнами своей избы на виду у жены и детей инвалида-сапожника Гусева Ивана. Поголовно у всех жителей, в том числе и малолеток, сняли отпечатки пальцев и дали лоскуты белой ткани с чёрными номерами, которые велено было пришить на грудь и носить постоянно. Раз в неделю всю деревню по семьям выстраивали согласно этим номерам, и офицер делал обход строя. Если ему что-то не нравилось, то без разговоров бил кулаком в лицо. А перед строем всегда лежал немец с наведённым на людей пулемётом. Всего рассказать невозможно, но у меня есть полное убеждение о планах в случае победы. Надо считать великим счастьем для нас, что мы выдержали это нашествие, хотя и понесли такие ужасные потери.

Сейчас, используя обман (особенно на телевидении), предательство, подкуп враги нашего народа снова подобрались к нашим границам и даже растворились среди нас. Защищать свою Родину теперь придётся вам, наши дети и внуки.

Будьте бдительны!